Узников… Значит, я и в самом деле освободила вчера не одного только Джейми. Я радовалась этому — по нескольким причинам, в том числе и тому, что поисковые отряды в результате окажутся малочисленными. Четверо против троих — перевес невелик, можно было ожидать худшего.

Джейми не ответил и поехал дальше вперед, опустив плечи и свесив голову на грудь. Из-под шляпы сверкнули его глаза — он был в полном сознании. Как видно, он знал этих людей, могли и они узнать его по голосу. Но тут в дело вмешался Мурта, остановив свою лошадь между мной и солдатами.

— Сэр, мой хозяин, как видите, занедужил, — заговорил он с капралом самым подобострастным тоном. — Может, вы бы показали нам правильную дорогу на Баллу? Я что-то не уверен, что мы едем куда надо.

Мне поначалу было непонятно, что это он затеял, но он быстро поглядел в мою сторону и начал делать какие-то знаки глазами: назад и вниз, назад и вниз, потом с неимоверной быстротой снова на капрала, так что тот явно был вполне уверен, что Мурта — весь внимание. Джейми в опасности? Свалился с седла? Делая вид, что поправляю капор, я обернулась — и чуть сама не свалилась с седла в полном шоке.

Джейми сидел ровно, голова опущена, чтобы скрыть лицо, но со стремени капала кровь, испещряя снег дымящимися красными точками.

Мурта, успешно изображая полнейшую бестолковость, вынудил уже всех четырех солдат объяснять ему, что дорога, поднимающаяся на вершину холма, единственная, которая ведет сначала в Дингуолл, а оттуда — к морю, в Баллу, всего-то три мили до побережья.

Я моментально соскочила с лошади и лихорадочно начала дергать подпругу. Топчась по снегу, набросала его под брюхо лошади Джейми, чтобы засыпать предательские красные капли. Мурта все еще пререкался с капралом, все они смотрели на вершину холма. Воспользовавшисьэтим, я быстро скинула одну из трех надетых на меня нижних юбок, откинула полу плаща Джейми и сунула свернутую юбку ему под бедро, не обращая внимания на то, что он вскрикнул от боли. Пола плаща легла на место как раз вовремя: Мурта и англичане, подъехав ко мне, застали меня возле моей лошади, я делала вид, что никак не справлюсь с подпругой.

— Кажется, ремень немного ослаб, — простодушно пояснила я, устремив невинный взор на ближайшего ко мне солдата.

— Почему вы не поможете леди? — обратился тот к Джейми.

— Муж нездоров, — сказала я. — Да я справлюсь и сама, не беспокойтесь.

Капрал проявил к моим словам неожиданный интерес.

— Нездоров, вот как? А что с вами такое? — Он подал коня вперед и заглянул Джейми под шляпу. — Да, выглядите вы неважно. Снимите-ка вашу шляпу, приятель. Что это у вас с лицом?

Джейми застрелил его сквозь полу плаща. Капрал находился от него не далее чем в шести футах и упал мертвый с седла еще до того, как пятно крови у него на груди расплылось величиной с мою ладонь. У Мурты в каждой руке оказалось по пистолету, прежде чем капрал упал на землю. Первый выстрел не попал в цель из-за того, что испуганная лошадь шарахнулась в сторону, зато второй уложил солдата наповал.

Из двух оставшихся в живых солдат один повернул коня и поскакал прочь, направляясь к тюрьме, — очевидно, за помощью.

— Клэр! — Я обернулась на крик Джейми и увидела, что он показывает мне на беглеца. — Останови его!

У него хватило времени перебросить мне пистолет, потом он выхватил саблю и встретил нападение четвертого солдата.

У меня был конь, привычный к сражениям; прижав уши, он бил копытом по земле, но оставался на месте, пока я не поднялась в седло. Зато сразу после этого, явно обрадованный тем, что может убраться подальше от всей этой шумихи со стрельбой, рванулся вперед следом за удирающим солдатом.

Снег мешал двигаться нам в той же степени, как и беглецу, но лошадь у меня оказалась сильнее, к тому же солдату приходилось прокладывать путь по целине. Мало-помалу мы настигали его; расстояние сократилось примерно до десяти ярдов, когда до тюрьмы оставалась миля, не больше.

Я остановила коня и спрыгнула на землю: приучен мой конь к участию в сражениях или нет, но я не была уверена, как он поведет себя, если я стану стрелять с седла. Я опустилась коленями на снег и сделала все так, как учил меня Джейми: локтем уперлась в колено, положила пистолет на предплечье и выстрелила.

К моему немалому удивлению, я попала в скачущую лошадь. Она оступилась, потом упала на одно колено и покатилась по земле, разбрасывая ногами комья снега во все стороны. Рука моя ныла после отдачи пистолета, я стояла и растирала ее, глядя на упавшего солдата. Он тоже был ранен. Попробовал приподняться на локте, но тут же запрокинулся навзничь. Лошадь, плечо у которой кровоточило, встала на ноги и поплелась прочь, волоча за собой поводья.

Только много позже я припомнила, о чем думала в те минуты. Солдата нельзя оставлять в живых. Мы слишком близко от тюрьмы, другие патрули, несомненно, его обнаружат раненного, а он мало того, что опишет нашу наружность, но и сообщит, какой дорогой мы поехали. До берега по меньшей мере три мили, то есть два часа пути по тяжелой дороге. А там еще надо найти судно. Я попросту не могла дать ему возможность рассказать кому-то о нас…

При моем приближении глаза его широко раскрылись, в них я увидела боль и удивление, но не страх: перед ним была всего лишь женщина. Человек постарше отнесся бы к этому обстоятельству иначе, но передо мной на снегу, испятнанном кровью, лежал юноша, почти мальчик… умирающий мальчик. Он прижал пальцы к пропитавшемуся кровью мундиру на груди, локти подломились, и через несколько секунд обращенные к небу глаза перестали видеть, хоть и оставались открытыми. Я больше не в силах была смотреть на это лицо, повернулась и пошла прочь, к своим.

Наш громоздкий груз был уложен на скамейку внизу и укрыт одеялами, а Мурта и я сошлись на верхней палубе «Кристабел» и подняли головы к штормовому небу.

— Кажется, ветер будет крепкий, — с надеждой произнесла я, подняв вверх смоченный слюной палец.

Мурта мрачно оглядел чернобрюхие облака, нависшие над гаванью и с расточительной щедростью сыпавшие хлопья снега в холодную воду.

— Да, это хорошо. Можно рассчитывать на благополучный переход. А ежели нет, то как бы нам не привезти с собой мертвое тело.

Только через полчаса, когда судно запрыгало по неспокойным водам Ла-Манша, я уразумела, что он хотел сказать.

— Морская болезнь? — спросила я недоверчиво. — Но ведь шотландцы ею не страдают!

— В таком случае он у нас рыжий готтентот! — сердито отпарировал Мурта. — Валяется там зеленый, как тухлая рыба, и его каждую минуту выворачивает наизнанку. Может, спуститесь и попробуете мне помочь, иначе ребра у него проткнут кожу.

— Черт побери! — выругалась я, когда мы с Муртой поднялись ненадолго с вонючей нижней палубы наверх к перилам, чтобы глотнуть свежего воздуха. — Если он знал, что у него морская болезнь, чего ради он настаивал, чтобы плыть морем?

На меня уставились немигающие глаза василиска.